download
Карта партнёра

«Ракета»: Дэвид Хендерсон-Стюарт

Дэвид Хендерсон-Стюарт, возродивший знаменитый российский часовой завод "Ракета". Обсудили, как выводить на мировой рынок российские часы и про конкуренцию с Rolex

 

Камиль:
Вы слушаете «Бизнес а-ля Русс» — подкаст, в котором предприниматели рассказывают о том, как строить свое дело в России.
Здесь мы не стремимся нарисовать идеальную картинку или закошмарить новичков.
Мы рассказываем, как следовать за мечтой о своем деле,
которая каждый день будет менять мир к лучшему.
Меня зовут Исрафилов Камиль, я предприниматель.
Каждую неделю ко мне приходят люди, которые оставили свой след
на карте российского предпринимательства и знают, как делать бизнес в России.
Сегодня у нас в гостях человек, который возродил часовое производство на знаменитом российском заводе «Ракета».
Есть новостной повод. В прошлом году часовой завод «Ракета», расположенный в Петергофе, выпустил около 6000 часов,
и это на 20% больше, чем в 2022.
О том, как разработать и производить в России часы с частичкой ДНК России,
как их продавать по всему миру и о многом другом,
мы сегодня поговорим с управляющим директором
часового завода «Ракета» Дэвидом Хендерсоном Стюартом.
Дэвид, здравствуйте, очень приятно с вами познакомиться,
это, на самом деле, большая честь для нас.
Спасибо, что вы выделили время, чтобы поучаствовать в нашем подкасте.
Здравствуйте, и спасибо, что вы меня пригласили.
Для нас, на самом деле, очень интересно поговорить с человеком,
который имеет отношение к такому большому русскому бренду,
большому русскому производству, именно русскому, я думаю,
по внутренней составляющей, да, больше, чем как по какой-то маркетингу брендам.
И, на самом деле, хотелось бы с вами начать разговор с историей именно оба императорской петергофской фабрики,
которая была основана в 1721 году.
Она была основана Пётром I, и на тот момент, если я правильно понимаю,
она больше занималась производством ювелирных изделий.
Расскажите, пожалуйста, вот об этом историческом открытии фабрики того времени.

Дэвид:
Ну, Пётр Великий, когда был молодой, он путешествовал по Европе,
И там он был поражён красотой каменных изделий, которые он видел в Версале, в Бакингем Паласе, в Голландии.
И когда он вернулся в Россию, он решил создать свою собственную гранильную фабрику,
которая будет делать удивительно красивые монументальные изделия из драгоценных, полудрагоценных камней,
чтобы восфалять его новую созданную империю.
И таким образом была создана императорская Петергофская фабрика в Петергофе, около своего дворца в Петергофе.
И да, и вы правильно сказали, что до революции это была гранильная фабрика, которая делала удивительно красивые вещи по указу императоров, императриц.
Это была самая вершина люкса, которая могла существовать, потому что фабрика только производила по указанию императоров, и вы не могли купить эти изделия.
Они только были как награждение или дипломатические подарки от императоров или императриц.
Как всем известно, особенно императрицы очень любили изделия из камней, и поэтому фабрика делала…
Доступ к самым хорошим минералам во всём мире, на Алтае, на Урале.
И фабрика, так как она принадлежала императорскому дому,
она имела доступ к самым хорошим мастерам, станкам, ресурсам, технологии.
И до конца 19 века она была на вершине этого искусства во всём мире.

Камиль:
В 1941-м я читал на вашем сайте, что фабрика поставляла на фронт детали для военной техники.
То есть она, видимо, как-то была реконструирована, да, во время войны на то, чтобы создавать какие-то дополнительные детали, запчасти для фронтовиков.

Дэвид:
Ну, то, что произошло, надо вернуться чуть пораньше. После революции спрос для таких люксовых изделий исчез, естественно.
Фабрикой пришлось перенастроиться на новый строй экономики и политический строй, направленный больше к народу.
И фабрика, это была гранильная фабрика, она умела гранить камни, и она начала делать точные рубиновые камни для советской часовой промышленности.
Потому что в каждом механизме, даже в штатских часах, есть очень много рубиновых камней, это технически обязательно.
В наших часах ракеты у меня на руке сейчас 24 рубиновых камней в механизме.
И во время войны она начала делать не только рубиновые камни для часовой промышленности, но еще технические камни для военной промышленности.
Ну в разных приборах нужны были какие-то очень точные камни.
Фабрика была эвакуирована, но она всегда продолжала работать.
Такой хотел вопрос задать сразу вам.

Камиль:
Какие часы, интересно, у вас на руке?
Но вы сами сразу сказали, что у вас ракета.

Дэвид:
Не, ну такой интересный момент — это то, что я до ракеты ничего не знал о часах.
Я реально ничего не знал.
Я в жизни часы никогда не носил, и мой первый экспириенс с часами — это была ракета.
И, естественно, я сейчас ношу только ракету на руке,
и у меня в коллекции нету никаких других часов, кроме как ракеты.
Интересно.

Камиль:
У меня есть тоже часы и ракеты, которые мне достались по наследству от моего покойного дедушки, они именные, были подарены на 9 мая ветеранам, и это вот одни из часов, которые у меня в коллекции есть, маленькая коллекция, но вот эти часы у меня хранятся, это единственная ракета, я люблю винтажные тоже часы, это очень круто на самом деле, обычно просто шутят, есть такая шутка, что общего между директором Мерседеса и там, например, Ладо, да, что и тот, и другой ездит на Мерседесе,
Вы, получается, носите производство часов, которые сами же контролируете.
Ведь завод, на мой взгляд, особенный именно в том, что все процессы и все детали,
которые на выходе в конечном продукте часов,
производятся именно у вас на предприятии, если я правильно понимаю.

Дэвид:
Да, но я хочу еще раз вернуться немножко назад на то, что вы сказали.
То, что у вас коллекция часов, которую вам подарил ваш дедушка.
И для меня это самая особая вещь, которая есть в нашем часовом заводе,
это то, что мы производим изделия, которые измеряют время.
То есть наша деятельность связана со временем.
А время — это такое очень глубокое понятие,
очень важная вещь, которая у нас есть в жизни — это время.
И поэтому я рассматриваю нашу фабрику
не как какая-то простая коммерческая деятельность,
где мы делаем какой-то товар, который имеет какой-то функционал,
а мы производим изделия, которые вам дают время.
То есть это символический, очень глубокий смысл.
И, наверное, который объясняет, почему часовщики настолько, у них такая большая страсть к своему делу,
потому что их дело связано со временем.

Камиль:
Ваше предприятие — это завод, на котором все элементы производятся, получается, у вас,
и на выходе часы, когда мы получаем, мы знаем, что они полностью были собраны именно на вашем предприятии.

Дэвид:
Да, это так.
На самом деле мы получили в наследство советский завод,
И как вы лучше меня знаете, в Советском Союзе заводы
были полностью вертикально интегрированы.
То, что на самом деле не очень рационально с экономической
точки зрения, потому что намного лучше было бы работать
с сетью специалистов, которые вам делают детали, для которых
они специализированы.
Но мы получили в наследство завод, который под одной
крыши практически делал абсолютно все 8000 операций,
которые нужны, чтобы делать одни механические часы.
Наша цель — это не было сохранить все эти операции.
Но каждый раз, когда мы пытались найти поставщиков на аутсорсе,
мы никогда не получали то качество, которое требуется для часовому делу.
А мы работаем с очень маленькими допусками и с очень высокими требованиями по качеству.
Мы поэтому практически сохранили все специальности у нас на заводе сегодня.
И это получается очень уникально,
потому что очень-очень мало часовых заводов в Шицарии или в Германии
делает так много операций, как мы делаем под одной крышей.
Это реально удивительно, и каждый раз, когда мы приглашаем шицарских специалистов,
например, к нам в преоперации в Петергоф, они всегда удивляются,
что, во-первых, у нас столный цикл, и во-вторых, они у нас видят операции,
которые они в Шицарии никогда не видели, потому что их очень-очень мало заводов делают,
и они, а вы же знаете, что в Штатаре очень менталитет какой-то такой конфиденциальности,
и Rolex, например, вас никогда не пустит в свой производство, вы никогда не увидите,
как Rolex производит какие-то суперсекретные сложные операции. Поэтому то, что мы делаем,
это очень уникально, и мы это всем показываем, да. У нас, мы с удовольствием применяем гостей,
и мы им все показываем, потому что я не вижу, почему надо скрывать то, что мы делаем,
всё равно никто не украдёт нашу технологию, потому что, ну, это очень сложно.

Камиль:
На мой взгляд, вот часы ракета, вообще, как завод, это больше про события, как будто бы, да, исторические события,
потому что вот в 1961 году я читал в ваших часах, то бишь, часах ракета, или это в «Часах Победы» Юрий Гагарин улетел в космос.
Расскажите вот про это событие, пожалуйста.

Дэвид:
Не совсем так.
Когда Юрий Гагарин полетел в космос, это было настолько удивительное событие для человечества,
что советской власти захотелось создать бренд в честь этого удивительного события.
И они создали бренд «Ракета».
То есть Гагарин не летел в ракете.
Ракета была создана в 61-м году после его полёта, в честь этого полёта.
А «Победа» — это другие часы, которые мы делаем.
Это самые первые часы, которые были в космосе.
Но они полетели в космос до Гагарина
Вместе с одной из собачки, Чернушко, мне кажется, её звали,
и просто один инженер до того, как закрыть капсулу,
он просто снял свои часы победы и их прицепил к жилету,
которую носила эта собачка, и, получается, были самые первые часы в космосе.
Это уникальная история.
И очень часто часы — это вещь, которая передаётся из поколения в поколение,
как в вашем случае, и есть причина,
потому что это намного символичный, глубокий, важный предмет,
чем любой другой, который у нас есть в жизни.
Потому что именно это связано со временем.
И поэтому вы, наверное, от вашего дедушки получили часы и, наверное, ничего другого.

Камиль:
Да, так и есть на самом деле. Больше каких-то таких ценных подарков от него я не помню.
У меня есть часы от одного дедушки и часы от другого дедушки.
От одного дедушки — это часовой завод «Восток», второй — это ракеты.

Дэвид:
Это не значит, что сами часы ценны в деньгах.
Понимаете, это неважно.
Это могут быть часы «Кварцы», это могут быть дешёвые часы.
Они всё равно каждые часы имеют очень глубокий смысл,
потому что это связано со временем, которое, как вы правильно сказали,
самая дорогая вещь, которая у нас есть в жизни.

Камиль:
Ну вот если ещё немножечко про историю,
хотелось бы такой вопрос вам задать.
Я читал, что в 1980 году завод создавал знаменитые часы для Олимпиады,
и вот следующее, как бы, поколение истории —
это только 2011 год, когда началась реорганизация завода.
Можно ли вот у вас узнать, к чему привела именно реорганизация?
То есть наверняка были изменены какие-то процессы, вы говорили, там, около 8000 операций,
наверное, что-то было изменено. Как повлияла реорганизация на сам завод?

Дэвид:
Когда мы говорим о реорганизации, это больше значит, что завод умирал.
Ну, в Советском Союзе было очень-очень много часовых заводов,
но в Москве самое известное — это «Полёт», это «Слава».
«Полёт», конечно.
Их больше нету, они не пережили эти очень сложные времена,
как Перестройка, 90-е годы, 2000-е годы, когда очень радикальным способом вы перешли от коммунистической системы
до капиталистической и агрессивной системы.
И когда я первый раз познакомился с нашим заводом в Петергофе, он фактически умирал.
Я думаю, через шесть месяцев он, наверное, закрылся бы.
И слово реорганизация — это больше процесс, ну что мы делаем с этим заводом.
Он был настроен полностью под массовое производство.
Это был гигант, часовой завод гигант, который производил
больше 5 миллионов часов в году в советское время,
там было больше 7 тысяч часовщиков.
Естественно, такого не было, и мы реорганизовали
этот завод, во-первых, чтобы его спасти, и во-вторых,
чтобы…
Ну, у нас уже сейчас маленький завод, мы производим, как
вы сказали, меньше 7 тысяч часов в году, ну, 6-7 тысяч
часов в году, то есть это абсолютно другой масштаб
производства.
Это тоже часть реорганизации, то есть надо было перенастроить немножко процессы.
И третье, эта реорганизация касалась тоже качества.
С первого дня, даже когда все было плохо, наша стратегия была,
наши часы не должны быть ни в чем не хуже, чем шиссарских часов, чем Rolex, например.
Это всегда был наш такой эталон.
И поэтому требования по качеству должны были быть намного выше, чем то, что было раньше.
И по внешнему виду детали, чтобы каждые мосты, вы знаете,
механизмы видите через заднюю крышку, чтобы там
не было никаких царапин, никаких пятен.
То есть раньше в Советском Союзе крышки были закрыты
и вы не видели механизмы через заднюю крышку, и поэтому
никто не особенно не обращал внимания на внешний вид
механизма.
Самое главное, чтобы он работал.
То есть вот мы повысили требования качества, чтобы
они были на одном уровне с ажицарскими.
То есть вот, что мы имеем в виду по реорганизации
завода.

Камиль:
Это интересно.
Получается, раньше в такое большое количество часов оно производилось, и в Советском Союзе оно просто складировалось, или оно как-то всем раздавалось?
Такое огромное количество, получается, раньше было, а сейчас сильно меньше.

Дэвид:
Ну, во-первых, в России всегда любили часы.
Даже при императорах была большая традиция носить часы, дарить часы.
В Советском Союзе, мне кажется, если вы смотрите советские фильмы, у всех часы были на руке.
Но это был функциональный еще продукт.
У них не было телефонов, компьютеров, чтобы читать время.
То есть реально нужны были часы, чтобы, ну, знать время.
Вот. Советский Союз реально конкурировал с Швейцарией.
То есть советские часы были ни в чём не хуже швейцарских часов.
И Советскому Союзу тоже нужна была валюта,
и поэтому они продавали часы по всему миру,
потому что это был очень лёгкий способ, чтобы получить доллары или валюту.
Поэтому часы ракета, в том числе, экспортировались по всему миру.
И поэтому по всему миру до сих пор есть очень много коллекционеров советских часов,
и вам довольно легко найти ещё советских часы, то есть их производилось колоссальными количествами,
и рынок был не только советско-союзной, весь мир. — Вы, получается, говорите про Rolex,

Камиль:
а у Rolex, значит, тоже, да, получается, все этапы производства, все в одном месте,
они не пользуются внешними поставщиками или какими-то партнёрами по деталям.

Дэвид:
Да, практически.
То есть Rolex — одна из редких компаний в мире, которые реально всё делают сама,
ну, практически всё делают сама, да. То есть для нас это просто эталон из других компаний,
но Rolex просто очень известные, и реально у них удивительно высокое качество.

Камиль:
Поэтому каждый, кто носит часы, хочет всегда иметь Rolex у себя, хотя бы одну версию.

Дэвид:
Ну, просто они очень сильны в маркетинге, и поэтому они тоже очень известны.
Они реально очень сильны и в производстве, и в маркетинге, и в дистрибьюции.
То есть они реально очень сильны.

Камиль:
Rolex — это, в первую очередь, имиджевые часы, да?
Вот, на мой взгляд, ракеты — это тоже имиджевые часы,
только они имиджевые именно в России,
потому что Россия, я думаю, каждый знает эту марку.
И вот часы для русского человека, это очень сильно прослеживается, на самом деле, даже в вашем модельном ряде.
Расскажите немножечко про русский характер часов, про русский имидж людей, которые носят часы-ракеты.

Дэвид:
Если вы говорите о нашем дизайне, да, о дизайне наших часов.

Камиль:
Как дизайне, так и функциональной составляющей часов.
Да.
Потому что у вас же есть прям полярные, есть подводники и так далее.
То есть весь ваш модельный ряд — это прям вот чистая русская душа.

Дэвид:
Да. В нашей коллекции вы найдёте часы, которые от тематики,
которые использовались уже в Советском Союзе,
мы ничего нового не придумали.
Ракета делала часы для космонавтов, делала часы для подводников,
делала часы для полярников и так далее.
То есть мы вдохновляемся прошлой нашей дизайнерской историей,
и мы осовременили её.
И действительно, все наши часы рассказывают
про какие-то человеческие достижения советского народа без никакой ностальгии к прошлому,
но связь мы пытались сохранить, и это находится в дизайне. А у нас тоже классические часы,
но наша классика, часы называются The Big Zero, потому что у них на циферблате большой ноль,
очень лаконичный такой циферблат, где крупные цифры и вместо 19 ноль. Это наша классика,
это абсолютно не классический дизайн по шоссарскому смыслу, но мы говорим, что это наша
это немножко такая авангардная классика. Нам понадобилось несколько лет, чтобы понять,
что не надо стыдиться сохранить характер советского дизайна. Мы, конечно, чуть-чуть его и меняем,
осовремениваем, но раньше мы не были уверены в себе, и мы пытались его немножко адаптировать
под шоссарский вкус, и мы полностью ушли от этого, и уже без никакого сомнения и стыда не боимся
продвигать именно наш аутентичный советский дизайн, потому что это нас выделяет от общей массы швейцарских ЧСов.
А что касается функционала, все спрашивают, а почему бы вы не делаете турбионы, календари, как в Швейцарии
они делают. Мы говорим, что, во-первых, турбионы — это очень сложное усложнение, но очень хрупкое
усложнение, и это не соответствует к нашему ДНК.

Камиль:
Надежность, я так понимаю, да?
Вы больше

Дэвид:
спрашиваете надежность. — Да, мы могли бы делать турбионы, если хотели бы, или мы могли бы запустить календарь,
если хотели бы, он был в Советском Союзе, но он не рассказывает никакую историю.
Мы только запустили усложнение механизма, которое участвует в рассказе наших историй.
Например, история полярников, космонавтов, подводников — это история людей,
которые работают в удивительных сложных условиях, где они не могут определить день от ночи.
И поэтому им нужны часы на 2-4 часа, чтобы знать, ну, вы в глубине моря,
в подводной лодке, вы не знаете, это день или ночь.
Мы знаем, мы смотрим через окно, они не могут.
И то же самое для космонавтов, для полярников.
И поэтому мы перезапустили
наше усложнение механическое,
где циферблат
показывает не 12 часов, а
24 часа.
Потому что это усложнение вписывается в наш
storytelling. У нас другое усложнение,
это обратный ход. Все стрелки ходят в
обратную сторону, и это рассказывает
история космоса. Я мог бы отдельно
про это рассказать, но это тоже усложнение,
которое вписывается в наш ДНК,
А наш ДНК, конечно, это покорение космоса, это космос, потому что, ну, Гагарин.
А календарь мы не перезапустили, потому что, ну, какую историю календарь разрассказывать?
Мы могли бы это делать, но нам это не нужно сегодня.

Камиль:
А кто-то вообще пользуется календарём на часах?
Вот, на мой взгляд, такая уже как будто бы неактуальная штука.

Дэвид:
Ну, во-первых, многими функциями, которые вы находитесь в наших старских часах,
никто ими не пользуется.
Это больше вы это покупаете, потому что это очень сложно.
То есть мало кто уже часы покупает ради функции времени, это больше люди покупают, чтобы для эмоций,
которые часы им дают эмоции, вы ее получаете от дизайна, от механизма, который внутри,
или от стороны происхождения, но мало кто уже покупает часы, потому что там есть календарь.

Камиль:
Ну да, да, там дизайн в основном, да, как они на руке держатся, как маркетинговый какой,
вообще бренд имеет вес на рынке, чтобы можно было издалека определить стоимость, кто-то покупает часы для этого.
Вот винтажные часы в этом смысле очень раскрытая тема для многих, на мой взгляд, потому что по ним очень тяжело сказать, сколько они стоят.
Они на аукционах могут стоить совершенно по-разному, они могут быть там с измененным механизмом, с замененным механизмом, какие-нибудь часы там 100 лет, 200 лет назад, которые делаются.
Очень интересно, на самом деле, что у часов-ракеты действительно есть вот эта вот история,
которая создана временем, и она поддерживается до сих пор, она переиспользуется.
В каждом новом модельном ряду действительно прослеживаются отголоски предыдущих модельных дизайнерских решений.
И вот это, на самом деле, тонкость, которая создает желание приобрести ракету
и, может быть, даже не каждый день её носить,
потому что часы, например, с обратным ходом, они обычному обывателю не очень удобны будут каждый день,
но иметь такие часы, например, в коллекции, это уникальная вещь, на мой взгляд.
Вот как раз эти киллер-фичи, про которые вы сказали, я так понимаю, что, ну вот, например, часы с обратным ходом, да,
часы, у которых вот этот вот 0 вместо 12, это же, получается, уникальные фичи, да,
то есть таких вещей у швейцарцев практически не прослеживается, насколько я знаю.

Дэвид:
Нет, во всех других часах всегда наверху циферблата, всегда 12.
И один раз я спросил нашим пожилым часовщикам,
ну откуда дизайнерам ракеты в советское время пришла идея поставить 0 вместо 12?
И ответ, который я получил, очень интересный, они сказали,
ну тут просто более логично, время начинается с нуля.
Время не начинается с 12.
То есть вы считаете 0, 1, 2, 3, 4, и вы не считаете 12, 1, 2, 3, 4.
И на самом деле это очень интересное объяснение,
потому что всё в нашей жизни, цикличность, каждый день повторяется,
каждый сезон повторяется, каждый год повторяется.
И даже слово «время», мне рассказали, что в старом славянске
это было «веремя», от слова «вертеть».
Вертеть — это то, что крутится.
То есть это такое очень интересное объяснение,
которое вас связывает с цикличностью нашей жизни.
Всё растёт, всё умирает.
И поэтому намного более логичнее ставить на циферблате 0, чем 12.
Вы правы, мы единственные, которые это делаем. И тоже самое с обратным уходом. Нет у других часов,
которые имеют обратный уход механически. Но на самом деле вам нужно два дня, чтобы привыкнуть к
этому обратному уходу, и потом вы легко их спокойно читаете. Но правда, первые два дня после покупки
лучше, конечно, их никуда не уезжать, на поезде или на самолёте, потому что там можете его пропустить,
потому что вы ошибётесь. Ну это как, вы знаете, править на машине в Англии или на континенте.
И я получил мои права в Англии, потому что я всегда в Англии жил, я поехал во Францию, ну, мне понадобилось два дня, чтобы привыкнуть, как править рулём с другой стороны, но это не так сложно.

Камиль:
У вас, получается, сейчас Big Zero — это некий такой локомотив, да, получается? Это, наверное, самые популярные часы у вас в линейке или нет?

Дэвид:
Ну да, каждая бренда имеет свои иконические модели. Для нас, наверное, самая иконическая наша модель — это Big Zero.
Потому что, в конце концов, в итоге в ежедневной жизни люди, наверное, больше носят такие самые классические часы.
Как бы обратный ход, это более… Или часы для подводников, это более такие специализированные часы.
А чтобы идти на работу, ну, многие будут носить просто то, что приближается к классике.
В нашем случае…

Камиль:
Они очень универсальные.

Дэвид:
Да, в нашем случае это Big Zero.
И плюс это самое узнаваемое.
То есть вы издалека, если я буду в ресторане, вы меня будете смотреть с 10 метров, вы моментально узнаете, что у меня на руке Big Zero.
Это очень узнаваемые часы, вы их узнаёте, даже не читав наш бренд на циферблате.

Камиль:
Это очень интересно, кстати. Я когда готовился к подкасту, смотрел как раз на эти Big Zero, и вспоминал, что я видел у нескольких людей на руках эти часы,
но не знал, как они называются. Мне казалось, это какая-то швейцарская классика почему-то.

Дэвид:
Имя Big Zero было придумано иностранными коллекционерами часов,
что в Советском Союзе они никак не назывались, у них был просто референс.
Ну, в Советском Союзе они не так фокусировались на маркетинг,
но эти часы пользовались таким успехом за границей в течение 70-80-х годов,
что им дали кличку The Big Zero, и мы сохранили это имя.
Хотя для нас очень важно, сделано в России, мы на циферблате всегда пишем всё на русском языке,
наш бренд, и так далее. Вот The Big Zero мы сохранили, а то английское слово, потому что даже в Советском Союзе уже так их называли.
И это реально, эта кличка была придумана иностранными коллекционерами.
То есть это уже часть…

Камиль:
То есть это, получается, вы взяли уже с народа, получается, название, не сами придумали маркетинг.

Дэвид:
Часто на нашей истории, да.
А то наш принцип – это то, что часы русские,
и мы поэтому всё всегда пишем на русском языке,
на циферблате, и многие говорили нам,
зачем вы пишете ракеты кириллицей,
а не латинскими буквами.
Это противоречит любым правилам маркетинга.
Ну, ваш бренд должен быть узнаваемым,
человек должен легко узнать и прочесть ваш бренд.
А мы пишем по-русски,
а кроме как русский, никто не в Англии,
во Франции, в Америке, никто не читает по-русски, а мы
говорим нет, потому что человек, который интересуется
нашими часами, он тоже России интересуется, и он не хочет
видеть английский язык на циферблате русских часов.
Это не вписывается, это уже не аутентично.
Наши покупатели должны научиться читать на русском
языке, чтобы понять, что написано.
Вау.
Ну, представляете, было бы слишком сложно сделать
линейку для мира, линейку для России, и плюс это реально
противоречит нашему концепту.
Наши концепции — это русские часы, и русские часы не должны иметь английские слова. Вот и всё.

Камиль:
Тем более, если вы говорили, что они конкурируют с швейцарскими часами,
зачем тогда целиком всё приводить к латинице? Ведь это, получается, некий конкурент.

Дэвид:
Наша публика это очень ценит. Она ценит то, что наш бренд очень аутентичный.
Наша иностранная публика. То есть, когда мы говорим, что часы прозвены в России, они прозвены в России.
Пожалуйста, мы приглашаем всех на завод, и мы показываем, как мы делаем эти часы.
И когда мы говорим, что это часы с русской историей, мы реально, мы не делаем часы в честь, я не знаю,
«Одмагпеге» — это очень известный шахтарский бренд, у них целая линейка часов в честь гольфа.
Мы же никогда не сделаем часы для гольфа, потому что гольф — это не русский спорт.

Камиль:
Давайте вот немножечко поговорим о производстве, потому что очень интересно,
сколько сейчас сотрудников на производстве ракеты работает?

Дэвид:
У нас больше 100 человек, из них 80 человек — это часовщики,
которые либо производят детали, либо их собирают.
Вот на самом деле в чём сложность.
Производить механические часы — это практически так же и сложно,
как и послать ракету в космос.
Я не знаю о каком-то другом продукте,
в чём производство сконцентрировано на столько маленькое количество стран.
То есть очень мало стран производит ракеты, которые идут в космос,
и также очень мало стран производит механические часы.
А причина, почему это так, это потому, что это дико сложно.
Чтобы делать даже только одни механические часы в год,
если вы делаете только одни,
вам всё равно нужны все эти восемь специалистов.
Это очень узко специализированное производство.
Мы работаем с микронами, то есть наши детали должны быть точны до микрона.
Микрон — это одна тысячная часть миллиметра.
Если наши часовщики производят какую-то ось или триб или винт или колесо
не в этом допуске, то это будет обязательно плохо влиять на ход этих часов.
То есть это очень сложно. И вот почему большинство сварочных брендов,
которые вы знаете и вы правильно сказали, они не имеют собственного производства.
Это очень сложное и очень дорогое удовольствие.
И поэтому намного проще просто покупать готовый механизм у сватч-группы, например,
чем его делать самим. Это просто слишком сложно и слишком дорого.
Держать все это, весь этот ноу-хау.
Но ещё раз, как я сказал, мы его держим, потому что мы его получили в наследство,
и нам слишком дорого покупать детали в Шицарии, например.
Китай — очень нестабильное качество, поэтому у нас так много специалистов.

Камиль:
А у вас все механизмы, получается, с собственным же производством,
продаёте ли вы отдельно, например, механизмы кому-нибудь?

Дэвид:
Нет, нет, нет.
У нас большой спрос на самом деле,
потому что в России есть очень много индивидуальных часовщиков,
которые хотели бы иметь наш механизм,
но, к сожалению, у нас нехватка механизмов даже для себя.
Мы только можем производить вот эти шесть-семь тысяч механизмов в году,
и они полностью уходят в наши часы, мы не можем делать больше.
Запас.
То есть это не то, что мы не хотим принципиально кому-то другому продавать,
это просто мы не можем сегодня.
Но мы сейчас пытаемся увеличить нашу производственную мощность,
и надеюсь, что когда-то наш завод будет производить больше,
чем спрос на наши часы,
но сейчас это наоборот,
спрос на наши часы намного выше, чем наша производственная мощность.

Камиль:
А где искать таких сотрудников?
То есть 80% — это часовщики. Это же уникальные люди, на самом деле.
Я читал, что у вас есть собственный университет для взращивания таких кадров.
Да.

Дэвид:
Раньше были техникумы, были специализированные часовые школы.
Сегодня, к сожалению, мы готовых специалистов на рынке не находим.
И поэтому мы выращиваем, собственно, нашего специалиста.
Мы берём людей, которые не из этой отрасли, и мы их обучаем.
И мы были обязаны создать нашу собственную школу часовщиков.
То есть наши молодые работают сразу с первого дня,
они работают на заводе под присмотром наставника.
Мы сохраняем как можно больше и дольше наших наставников,
потому что они держат в голове колоссальный ноу-хау,
который надо передать молодым поколениям,
и они тоже учатся в школе, чтобы получить всю эту часовую науку.
То есть это такой очень медленный, сложный процесс
выращивания наших собственных специалистов.
Поэтому мы их всех очень ценим,
И для нас каждый специалист – это человек, который носит в себе колоссальный ноу-хау, который очень-очень уникальный.

Камиль:
А касательно станков, и у вас все станки – это какие-то тоже российского производства,
или это, может быть, какие-то станки, которые сохранились ещё с советских времён?

Дэвид:
Ну, когда я первый раз познакомился с заводом, я ничего не знал о часах,
и как большинство людей в то время, это было 12 лет назад,
Я думал, что русские не умеют делать ничего качественного,
и только швейцарцы умеют делать часы.
То есть я сразу полетел в Швейцарию,
пригласил кучу швейцарских консультантов на завод.
Они мне сказали, надо всё это выбросить в помойку,
надо купить наши современные швейцарские станки.
Когда я понял, что каждый станок стоит под полмиллиона или миллион долларов,
я, конечно, сразу понял, что это слишком дорого для нас,
мы никогда не сможем их получить.
И я вернулся на завод, я сказал,
ну, мы должны продолжать производить на советских парках станков.
И я провел очень много времени на заводе, я сидел за каждым станком,
работал в каждом участке, чтобы пытаться понять,
в чем этот станок вас не устраивает.
В большинстве случаев я понял, и мы поняли вместе с руководством завода,
что проблема не в станке, а проблема в условиях работы,
в сыровом материале, в инструментах, в освещении, температуре комнаты.
А станок абсолютно нормально в Советском Союзе
делали очень такие прочные, вечные станки, которые если вы хорошо за ними ухаживаете,
они через 100 лет еще будут работать. У них нету никакой программы ЧПУ, никакой электроники,
они очень простые, но они достигают ту точность, которая нам нужна, при условии,
что вы очень хорошо за ними обслуживаете. И поэтому мы сохранили в целом советский парт
станков, но когда станок слишком изношен, мы, конечно, покупаем уже иностранные специализированные
80% нашего парка станка — это ещё советские станки, которые идеально хорошо работают,
и это полуручная работа. За каждым станком стоит женщина и мужчина,
он его налаживает вручную, ставит деталь вручную, оперирует его вручную.
Многие иностранцы, которые к нам приезжают, говорят, что «вау, вы сохранили такой ручной труд».
Это считается намного более люкс, чем когда деталь производится на линейках станков ЧПУ.
СНГ-ЧП это больше как роботы, и там нету никаких людей, которые…
То есть у нас ещё полуручная работа, и на самом деле вот это люкс.
Потому что в Шицарии это практически исчезло, и многие шицарские специалисты говорят,
«Вау, вы работаете, как мы работали в Шицарии 50-60 лет тому назад,
и ради бога, не меняйте это, потому что это нам даёт очень много эмоций,
потому что за каждой деталью есть человек, женщина и мужчина,
который дала частичку своей души, производя вручную эту деталь».
Такой хэдмейт получается чистый.
Ну не 100% хэдмейт, потому что там всё-таки станок, но станок, он полуручной.

Камиль:
Это как вот на автомобилях, на дорогих, да, когда делают, например, обшивку салона,
и если она идёт автоматизированная завода, то это одна цена,
а если это там уникальная строчка ручной работы, это всегда там в 10-15 раз дороже будет стоить.

Спикер ?:
Да, да.

Камиль:
И именно, видимо, такое же отношение к вашим часам,
то что оно практически вручную собирается,
ну там не полная вручную, как вы сказали, да, практически вручную.

Дэвид:
Я всегда даю такой пример, когда у вас ювелирные изделия,
где есть что-то гравировано вручную, знаете?
Да.
Если вы смотрите через лупу, вы там увидите кучу маленьких ошибок,
потому что, естественно, это вручную было сделано.
Если бы та же самая гравировка была сделана лазером, там все идеально было бы.
Но вручная гравировка стоит намного дороже, чем лазерная гравировка.
Потому что это вручная гравировка.

Камиль:
Они еще ценятся, потому что человек совершает ошибки, в отличие от робота,
и бывают какие-то продукты, которые ценятся сильно выше, чем обычные, как раз благодаря тому, что на них есть какая-то вот эта вот ошибка, да, то есть это вот, например, монеты уникальные, где печатный двор чуть-чуть ошибся, не в ту сторону повернул, может быть, где-то персонажи, который нарисован, или может быть, стрелка другого цвета, может быть, там случайно на производстве, я читал, не помню, честно, про какие часы, но какие-то часы были, что у них на производстве отошла краска от стрелки, что ли, что-то произошло, и такие часы сейчас стоят сильно дороже,
потому что это была ограниченная маленькая версия, и только вот у них краска там на стрелках отвалилась,
и теперь они уникальны за счёт этого получается.

Дэвид:
Ну, конечно, в нашем случае мы ошибки не допускаем, потому что у нас…
Ну, потому что мы не можем себе это позволить, и поэтому у нас очень-очень сильный отдел контроля качества,
который всё проверяет, но сам факт, что это было сделано женщиной или мужчиной вручную или в полуручную,
Это придаёт намного больше эмоций, чем если бы вы знали, что это станок ЧПУ, какой-то робот, который их обрабатывал.

Камиль:
А вы можете рассказать для таких, скажем, дилетантов, как мы, которые в производстве именно часов очень мало,
так очень поверхностно понимаем, и очень интересно было бы, как крупными мазками, например,
вы хотите создать какую-то новую модель часов, как она происходит?
То есть это сначала, наверное, какой-то инженерный блок с дизайнерами прорабатывают,
потом еще, то есть вот по этапам, если можно, расскажите, пожалуйста, как это происходит.

Дэвид:
Самый первый этап — это тема. Мы хотим делать часы, которые рассказывают про что,
потому что все часы должны про что-то рассказывать. Я могу полчаса вам рассказывать
про каждую нашу модель. Мы выбираем тему, и мы тему выбираем, как я объяснил, потому что мы
вдохновляемся темами, которые уже использовались в Советском Союзе нашим заводом. То есть мы
Мы выбрали тему, например, часы для космонавтов.
Дальше мы думаем, какие функции нужны космонавтам,
на что должны быть похожи эти часы, чтобы это не были сувенирные часы.
То есть мы могли бы сказать, давайте на циферблате нарисуем профиль Гагарина,
но это сразу сувенирные часы, это неинтересно.
То есть очень такая большая дизайнерская работа,
где мы пытаемся делать часы, которые будут интересны и полезны для реальных космонавтов,
потому что мы хотим, чтобы космонавты носили наши часы в МКС,
и они сегодня их носят в МКС, пока мы вместе общаемся.
Эта работа дизайна длится довольно долго, то есть здесь нельзя спешить, она может длиться
несколько месяцев, пока мы не дошли до дизайна, который нам нравится. А мы никогда не делаем
фокус-группы. Даже если все наши друзья проходят мимо нашей креативной студии и говорят,
о, нам этот дизайн не нравится, мы на это не обращаем внимания. Если мы внутри команды считаем,
что этот дизайн соответствует нашему ДНК, все, это правильный дизайн. То есть мы никогда не
прислушиваемся к общему мнению или, ещё раз, потому
что мы не фэшн-бренд, который следит за субъективными
такими трендами.
Дальше, когда мы готовы к дизайну, мы сделали 2D-дизайны,
наши дизайнеры сделали 2D-дизайны, наши инженеры, конструктора
на заводе всё это превращают в 3D-модели, то есть на компьютер
это уже 3D-модель, и здесь начинается очень много
споров между наших инженеров и дизайнеров, потому что
инженеры говорят, ну вы, конечно, молодцы, дизайнеры,
но ваши часы слишком тонкие, и наш механизм не влезет
в этот корпус, или стрелки не будут крутиться, потому
что нужно больше зазора под стеклом, например.
И здесь начинается очень много споров между нашими
дизайнерами и конструкторами, и эти споры, пока мы не
нашли компромисс.
То есть очень много раз 2D дизайн меняется, 3D конструкция
меняется, и это тоже может длиться 2-3 месяца.
И самое главное — это не спешить, потому что каждый
раз, когда я пытался давить на производство наше, это
всегда превращалось в колоссальные ошибки.
То есть в часовом деле все настолько сложно и тонко, что здесь спешка это всегда приводит к катастрофам.
И дальше, когда дизайнеры наши и конструкторы согласились на дизайн и 3D-модель, мы печатаем 3D-принт из
пластика. И 3D-принт это очень быстро печатается, и вы можете даже к нему прикрепить ремень и
носить на руке, чтобы have this touch and feel, то есть вы уже чувствуете, как они сидят на вашей руке.
И когда нам понравился 3D-принт, иногда часто после 3D-принта
мы понимаем, что надо что-то исправить, и всё начинается
заново.
Но когда мы готовы уже и довольны 3D-принтом, мы просим
заводу делать уже образец, и это тоже длится 2-3 месяца
образец.
Циферблата, стрелок, корпуса.
А весь процесс, и когда мы уже готовы образцом,
а очень часто мы не согласны с образцом, мы хотим его
переделать.
Но это длится очень долго, то есть обыкновенный процесс
от идеи до выпуска в магазинов, это длится полтора года до двух лет. Это очень долго. Это меня
очень бесило вначале, потому что я пришел из мира, такой западный, капиталистический мир,
где всё должно идти очень-очень быстро, и мне всегда было очень сложно вначале привыкнуть к тому,
что в часовом деле всё очень медленно идёт. Мы сегодня работаем с нашими дизайнерами над моделями,
которые выйдут в 26-м году. Модели 25-го года в мощи считаются, они практически уже… Ну,

Камиль:
Предприниматели часто говорят, что успешный бизнес
не обходится без дерзких и прорывных идей.
Инновации, неочевидные ниши, сильные продукты
и опытная команда – это все, что нужно для успеха.
Но в первую очередь, любой проект начинается с нетривиальной
задумки.
Партнер подкаста компания-провайдер IT-инфраструктуры Selectel позаботится
о стабильной работе и масштабировании вашего сервиса, а вы пока
можете заняться разработкой и реализацией смелых бизнес-планов.
Вместе с SelectL мы запускаем новую рубрику «Стартап Кибитка».
Разберем с гостями студии огненные идеи стартапов от наших слушателей.
Оценим задумку, поговорим о воплощении проекта в жизнь
и возможных проблемах и конкуренции на рынке.
Давайте начинать.
Сегодня у нас письмо от Антона Павлова из Москвы.
Цитата. «Может быть, это злой рок?
Куда бы я ни переезжал, меня постоянно выбирают администратором соседских чатов.
Куда звонить, каким работникам обращаться.
Все это приходится искать самостоятельно и пересылать по 100 раз,
потому что сообщения просто теряются.
Так появилась идея создать мобильное приложение «Москвич»,
где бы собрано было все для комфортной жизни.
Регистрируешься, вбиваешь свой адрес
и получаешь доступ к чату дома и актуальные информации по инфраструктуре.
По задумке внутри также можно будет вызвать на дом электрика или сантехника,
увидеть актуальные объявления от городских служб,
и, например, через неделю, если будет отключение света, записать себе ребенка в поликлинику.
Как у госуслуги, но только без лишней информации, то, что нужно жильцу здесь и сейчас без возни с документами.
Стартап подойдет не только для Москвы, можно продавать его как готовый конструктор,
который франчайзе уже будут адаптировать для своего города.
Переехал, переключил геолокацию и наслаждаешься, при этом без мусоров, личных мессенджеров.
Вот такой вот интересный стартап айтишный предлагает нам наш слушатель Антон Павлов из Москвы.
Что вы думаете по поводу такого стартапа и пользовались ли вы сами таким приложением?

Дэвид:
Ну, любое приложение, которое может облегчить нашу жизнь, мне кажется, оно имеет право на жизнь, и если действительно он добьется делать такое приложение, как вы сейчас рассказали, то оно выглядит очень полезным, конечно, я бы этим пользовался, потому что мы все заняты, мы все живем в спешке, у нас очень мало времени, и поэтому, еще раз, если это приложение реально облегчает нашу жизнь, нам помогает, то сто процентов.

Камиль:
Я вот знаю, что такие приложения в Москве уже есть в регионах, в российских, наверное, в меньшей степени, хотя знаю, что тоже вроде как уже собираются что-то подобное делать.
Но вот у Москвы же есть, например, моя Москва, есть электронный дом Москвы, там еще даже, по-моему, функции есть такие, когда можно всеми жителями, например, договориться о том, что где-то построят, например, новую лавочку, проголосовать совместно, провести какое-то такое совместное голосование с жильцами.
Это, правда, не совсем легитимно, и такое приложение, наверное, просто так абы кто не создаст.
То есть здесь нужен огромный административный ресурс власти, чтобы, наверное, как-то пролоббировать,
чтобы сделать это легитимно, чтобы люди действительно могли как-то через приложение голосовать.
Знаете, в Казани было такое приложение, называлось «Мой инспектор», по-моему, ДПС,
где каждый человек мог сфотографировать машину через это приложение, машину, которая нарушает правила ПДД.
Например, на газоне запарковался человек, и любой житель мог сфотографировать и отправить это письмо в ГИБДД,
и человеку штраф отправлялся. И какое-то время это было очень уникальное, такое популярное приложение,
и люди действительно перестали парковаться на газонах, потому что понимали, что твой сосед может выйти,
тебя сфотографировать, и тебе придет штраф. Но потом, со временем, к сожалению, не получилось легитимизировать
данное приложение, потому что фотографировать для ГИБДД нужно было только через средства,
которые прошли сертификацию, и это приложение перестало быть популярным. Я думаю, что здесь вот такая
же судьба у приложения может быть, то есть обычный человек вряд ли его создаст. Согласен, но я не

Дэвид:
слыхал про эти другие приложения, которые вы упоминали, ну похожие, которые уже вроде бы это делают,
поэтому каким-то образом до меня они не дошли, поэтому всегда можно сделать лучше, чем то,
что существует, но, наверное, вы правы, что здесь нужны колоссальные ресурсы.

Камиль:
Имея даже ресурсы как специалистов, чтобы разработать такие системы,
доступ к каким-то внешним системам для интеграции,
чтобы создавать вот эти обмены информационными данными,
даже с сервисом ЖКХ, чтобы узнать, а сколько я должен за ЖКХ,
чтобы просто заплатить через приложение, это же тоже серьёзная работа.
Но вообще, интересное приложение, на мой взгляд, тоже.
Как будто бы если бы оно упрощало жизнь обычному гражданину, обычному человеку,
такие приложения, как правило, находят своего потребителя.
У нас единственное, что знаете, есть какая-то проблема такая.
Вот сервисы, которые так или иначе работают в связке с государством,
они находят ресурсы для реализации, но не находят ресурсы для маркетинга.
И поэтому очень мало людей узнают о таких новых сервисах,
которые были разработаны либо государственными компаниями,
либо близ государственных компаний.
Почему-то они очень мало места для маркетинга закладывают.
Я думаю, вот в этом проблема.
Потому что я вот просто почитал, погуглил, такие сервисы нашел,
а не все жители Москвы как будто бы даже слышали про такое.

Дэвид:
Ну вот, например, я про них не слыхал.

Камиль:
Такое приложение должно обеспечить
одновременный доступ тысяч людей
и, конечно же, быть безопасным.
Чтобы можно было хранить персональные данные пользователей.
А значит, вам понадобится надежная IT-инфраструктура,
которая справится с наплывом пользователей,
а также позаботиться о безопасности данных.
Именно такая инфраструктура есть у нашего партнера – компании Selectel.
Selectel – один из ведущих провайдеров облаков и IT-инфраструктуры в России.
Например, вы можете развернуть приложение на выделенных серверах
или в облаке о собственной разработке Selectel.
Вся инфраструктура соответствует 152 ФЗ,
так что вы можете хранить персональные данные пользователей по закону.
А еще Selectel обеспечит бесперебойную работу ваших проектов,
защиту от DDoS-атак и комплексную поддержку платформы.
На мощностях SelectL можно быстро масштабироваться,
например, в пару кликов добавить ресурсов в облаке
или за минуту развернуть новый выделенный сервер.
Узнать об инфраструктурных решениях для бизнеса и подписаться
на Telegram-канал SelectL можно по ссылкам в описании к выпуску.
Какие модели управления вы используете?
В чем есть отличия в ведении бизнеса в России, управления
компанией в России и управления, например, в Европе либо
в другой какой-то стране?
Можете ли вы рассказать эту разницу?
Вы уже начинали об этом говорить?

Дэвид:
Первое то, что мне приходит в голову,
это отношения с людьми, с сотрудниками.
Я очень мало работал в русских компаниях,
но я очень много слыхал про своих знакомых, друзей,
как они работают на других заводах
или на других компаниях.
Мы пытаемся, мы всегда пытались с первого дня
настроить очень качественные отношения
с нашими сотрудниками,
чтобы никто не орал ни на кого,
чтобы условия работали были,
но чтобы людям приятно было приходить на работу,
чтобы отношения с людьми были хорошие.
Особенно для часовщиков это очень важно,
потому что это очень такая кропотливая работа,
где они сидят очень много времени
и смотрят через лупу на очень маленькие детали,
чтобы освещение было хорошее,
кресло было удобное,
температура комнаты была хорошая.
Понимаете, то есть это в первую очередь,
и, наверное, это отношения с людьми,
чтобы люди поняли, что мы их ценим
и за ними заботимся.
Что касается других бизнес-практиков, то у нас всегда были большие
ограничения спецификой нашей работы, где мы очень
сильно зависели долгое время от пожилых наставников.
Их невозможно перенастроить на более такие современные
процессы, где мы мерим эффективность, потому что, ну, это пожилые
люди.
Но мы на них очень много зависели и в какой-то степени
еще зависим, потому что они носят огромную информацию.
То есть мы были обязаны адаптироваться к их менталитету.
Например, я могу вам дать один пример.
Для одной конкретной операции мы нашли станок,
маленький станок настольный в Швейцарии,
который намного более эффективно делал такую же операцию.
Ну то есть наш пожилой сотрудник, который делал эту операцию,
он просто отказался на нём работать
и хотел продолжать работать на советском настольком станке,
который полностью ручной.
Но он просто по менталитету не мог адаптироваться к более современному.
И поэтому он даже не захотел обучать нового молодого своего ученика на современный штатский станок,
и поэтому мы продолжаем работать на этом старом советском станке.
Ну, он научил нашего молодого, и поэтому качество абсолютно хорошее,
но это нецелесообразно, надо, конечно, перейти на… Это один пример.
Или другой пример. Мы купили новый станок, и мы хотели его поставить в одно место,
но в этом месте стоял стол, где были микроскопы.
И пожилой наставник просто сказал, если вы двигаете мой стол, я уволюсь.
И что поделать? Стол до сих пор стоит. И другой, более современный станок мы поставили в другое
место, которое менее удобное, но просто у нас выбора не было. Ну, на самом деле, это всё мелочь,
но это такие маленькие примеры, которые показывают, что у нас есть свои ограничения,
по которым мы не можем всегда делать всё то, что мы хотели бы.

Камиль:
Всё-таки часовщики — это больше такие сотрудники интеллектуальные, наверное,
да, чем именно руки. То есть они больше про свой интеллект, как будто бы.

Дэвид:
Ну, это люди, которые имеют большую страсть к своей
работе, то есть они очень переживают, они очень гордятся
своей работой, и поэтому вы общаетесь с людьми, которые
не просто такие руки, которые делают то, что им говорят
делать, это тоже люди, которые владеют удивительным ноу-хау,
у них золотые руки, и надо это учесть.
То есть очень нелегко просто там применить такие CRM-системы,
которые настроены на измерение эффективности, сколько деталей
день, какое качество, с штрафами, если вы не доходите до выполнения плана. То есть это у нас
не совсем еще работает и может быть никогда не будет работать, потому что это очень такое
специфичное дело.

Камиль:
А у вас в основном все сотрудники это россияне или есть приезжие какие-то экспаты,
которые приезжают со своей экспертизой, например?

Дэвид:
У нас только два иностранца, это я и один
часовщик, один сборщик, он собирает часы, он доработал
в самые известные шиссарские часовые бренды, он к нам
приехал, влюбился, женился на русскую жежену и захотел
остаться в Петергофе.
И мы очень довольны, потому что у него, конечно, очень
большой ноу-хау, и он очень много нам примёс в смысле
отношения к работе, метиклюзность такая, которые… ну то есть
такие специфики, которые очень полезны для нас.
Производство.
Вот только два иностранца, он и я.

Камиль:
Интересно. А всё-таки вот есть же какая-то такая категория людей,
которая покупала или покупает до сих пор у вас часы из-за границы,
вот какие-то покупатели. И наверняка как-то деловая среда в последние
несколько лет поменялась. Насколько вот она изменилась?
Или это, например, не сильно? Вы, я так понимаю, не сильно зависели
от внешних каких-то покупателей? Больше русский рынок у вас?

Дэвид:
Нет, до SVO у нас был очень сильный рост продаж за границей.
Наши часы продаются в магазинах в Европе,
они продаются в магазинах в Ближнем Востоке,
и они продаются по всему миру онлайн, через наш интернет-сайт.
Динамика роста была очень-очень сильная.
Мы эту динамику роста потеряли, но наши продажи не упали после SVO.
То есть мы также продаем за границей, как и мы продавали,
просто мы этот рост немножко потеряли.
И он есть, но он более маленький.
Но зато очень сильный рост появился в России.
То есть мы до сих пор ежедневно продаем по всему миру наши часы.
Ежегодно нас приглашают на самые престижные часовые выставки
в Швейцарии и в других странах,
где ракета сидит около самых престижных швейцарских брендов,
которые вы знаете.
То есть никакой культуры отмены по отношению к нашим часам нету,
кроме как в одной стране, это в Англии.
В Англии это единственная сторона в мире, которая вела санкции против русских часов, и поэтому там русских часов уже больше нету.
Ну а то во всех других странах мы продаем, без никаких проблем.

Камиль:
А самые большие, наверное, вот эти вот экспо, они именно, наверное, в Швейцарии, где-нибудь в Женеве?
Ну самые престижные, скажем так.

Дэвид:
А, самые престижные.
Они самые престижные.
А где еще проходят?
Ну и в Дубае есть, в Гонконге есть.
Но самый престижный, реально, это в Женеве, например.
Из 2-часовые выставки в Женеве, одна в апреле, другая в сентябре, и мы там участвуем.
И там можно купить ваши часы, видимо, прямо на выставке?
Нет, нет, нет, это не для продажи, это больше для общения с…
Это чтобы показать часы, и это больше профессиональные выставки,
где все журналисты приходят, дистрибьюторы приходят и так далее.
Но там очень престижно быть, и там они вас, не всех пускают,
пускать только самых престижных брендов, и, кстати, «Ракета» там самый недорогой бренд, но по
позиционированию они на нас смотрят на одном уровне с престижными шизарскими часами, потому что
у нас история, у нас завод, у нас иконические дизайны. Практически ручная работа. Но по цене мы
самые недорогие, и это то, что люди очень любят за границей в «Ракете», это то, что за относительную
доступную цену вы получаете мануфактурные часы. То есть такие же часы в Шейцарии, нибы,
стоили пять раз дороже, десять раз дороже.

Камиль:
А какие сейчас самые дорогие часы у ракеты?

Дэвид:
В ракете… Ну, средняя цена в ракете сейчас 120 тысяч рублей. Это средняя цена. Самая дорогая
модель — 230 тысяч рублей.

Камиль:
Это часы без каких-то сплавов,
драгоценных, я так думаю, да? Только на своём дизайне и на механизме?

Дэвид:
200-300 тысяч рублей. Это часы-ракеты, которые корпус сделан из куска титана от подводной лодки,
которая называлась Кашалот. То есть это часы для подводников, которые сделаны из куска металла,
титан, от настоящей подводной лодки, и вы их покупаете со сертификатом, который гарантирует,
что это аутентичный металл от этой подводной лодки, и мы там всю историю лодки показываем.
То есть это очень такое интересно.
Но у нас еще другая линейка часов,
это называется императорская петергофтская фабрика, это не Ракет, это другой бренд, и он более дорогой.

Камиль:
А, то есть вы, получается, вывели более дорогие часы, как под отдельным брендом они у вас были?

Дэвид:
Да, Ракет — это наш советский бренд, а императорская петергофтская фабрика, сокращение ИПФ,
это наш бренд дореволюционный, императорский бренд, от создания Петром Великим до революции.
Это была императорская петергофтская фабрика.
Это часы уже с драгметаллом, с камнями и так далее. Они намного более дорогие.

Камиль:
А сколько процентов, вот вы сказали, что к вам обращаются корп-клиенты,
которые могут заказать у вас какую-то уникальную продукцию для себя,
для какой-то, видимо, свою, какое-то событие внутреннее, юбилей или ещё что-то.
Какой процент именно производства для таких корпоративных клиентов у вас в год?

Дэвид:
Мне сложно вам сказать, но это небольшой процент, потому что, как я сказал,
спрос на наши часы через наши магазины и наш интернет-сайт настолько высокий,
что мы, в принципе, могли бы всё продать через эти каналы.
Процент наших продаж этим корпоративным клиентам
относительно низкий, но он есть,
и для нас это очень… мы ценим этих клиентов,
потому что очень часто они давно у нас покупают
и регулярно у нас покупают.

Камиль:
Всё-таки большая часть продаж у вас через онлайн, да?

Дэвид:
Наши собственные магазины и онлайн, да.
Это основные наши продажи.
Это продажи к конечному потребителю,
и мы это очень ценим, потому что мы напрямую с ним общаемся.

Камиль:
А как, интересно, всё-таки, вот как к вам относится, как к человеку, который приехал, ну, наверняка ваши знакомые, друзья, какой-то комьюнити, как к вам относится, как начали к вам относиться после того, как вы приехали и занялись развитием мануфактуры в России?

Дэвид:
Ну, как ни странно, те, которые больше всего были в шоке и пытались меня убедить, что это самая большая глупость в мире, это не иностранные мои друзья или моя семья за границей, а мои русские друзья.
Потому что для русских это просто была дикость, что
кто-то вкладывает в русский бренд, ну, 12 лет тому назад.
Но вспомните, 12 лет тому назад это еще было время,
где русским было немножко стыдно быть русским, все
хотели уехать за границу, все только хотели купить
иностранные бренды, русские еще думали, что Россия и
качество – две вещи несовместные, а иностранные более были
открыты.
То есть иностранные, они ценили русскую историю,
русскую культуру, они больше смотрели на Россию, то есть,
по крайней мере, индустриальные друзья, которые ко мне приходили
в гости, им было очень всё любопытно и интересно,
они ценили удивительную культуру, историю, богатство,
понимаете?
А русским было стыдно.
Это очень интересный момент.
То есть самые, те, которые больше всего меня отговаривали,
это были мои русские друзья.
Они просто были в шоке, они говорили, в жизни мы
не будем никогда носить русские часы, это стыдно
просто.

Камиль:
Но менталитеты, конечно, очень сильно изменились.
Ну что вы думаете, спрос за счёт увеличения патриотизма
коррелируются ли эти две какие-то вещи?

Дэвид:
Да, да, конечно, это помогает, но надо тоже не забыть,
что все те русские, которые покупали раньше иностранные
бренды, иностранные шоссейские часы, у них, конечно, ожидание
по качеству очень уже высокое, потому что они привыкли
уже к иностранным стандартам по качеству, по дизайну,
про контент, сторителлинг и так далее, они, конечно,
более любопытно смотрят на русские бренды, но их
ожидания по качеству такие же, они не упали, они только
начнут покупать русские бренды при условии, что
он соответствует к таким же требованиям качества,
как они привыкли получить в Швейцарии или за границей,
понимаете?
То есть я согласен, что условия рынка сейчас более
интересны для русских брендов, если вы пытаетесь быстро-быстро
создать какой-то бренд тяп-ляп и быстро-быстро его надуть
колоссальными рекламными бюджетами или, как часто делается, не обращайте внимания на качество
и на маркетинг, то у вас ничего не получится, мне кажется. То есть всё равно надо соблюдать
это условие. И это будет гарантия успеха. И только в таком случае вас будут, несмотря на SVO,
продавать за границей, участвовать, вас приглашать на пресижные выставки за границей.

Камиль:
То есть секрет, получается, часов ракета, если так тезисно, это постоянное улучшение качества?

Дэвид:
Ну это все, это маркетинг на 360 градусов, где все должно вписываться в наш ДНК, контент должен быть идеальный,
сторителлинг должен быть интересный, качество должно быть соответствующее и так далее, и так далее, и так далее.
К сожалению, в России очень часто, я заметил, может быть, я ошибаюсь, все хотят делать очень-очень быстро.
Создание бренда, это берет какое-то время. Бренд из нуля не может стать успешным сразу же, это не бывает на свете.
Надо органично его расти, чтобы всё остальное соответствовало,
и в таком случае ваш бренд будет существовать в длинный срок.
А в России очень часто какие-то бренды выстреляют,
но потом через 2-3 года их уже нет. Вы понимаете, да?

Камиль:
Я понимаю. А как вы думаете, в обозримой перспективе,
что может еще быть популярным? Вот то, что делают в России,
что может быть популярным в мире, если не России?
То есть наверняка ведь в России есть свой какой-то специалитет,
помимо часов. Ну, если говорить про углеводород,
добычи недр и так далее.

Дэвид:
Ну, мне кажется, любая отрасль,
даже одежда может быть интересна.
Понимаете, за границей, я чувствую
среди своих друзей за границей,
тренд на такие массовые,
гигантские бренды, как
«Он не исчезает, люди» намного больше
интересуются такими нишевыми брендами,
которые супер-аутентичные, которые
имеют какой-то ручной ноу-хау,
историю, ценности.
То есть более нишевые такие бренды.
В России есть удивительные
народные промыслы, ну то есть в принципе в любой
отрасли можно сделать что-то, которое будет интересное.
Я думаю, да, я реально думаю, ну даже в одежде есть свой
русский стиль.
То есть не надо, конечно, чтобы он был китчем, не
надо, конечно, сделать русские рубахи, конечно, но если
его немножко адаптировать, сохранить этот стиль чуть-чуть,
но чтобы дизайн был интересный, но я не вижу, и качество будет
хорошее, я не вижу никакой причины, почему это не будет
интересно не только в России, но и по всему миру.
Ну, это очень быстрый ответ, конечно, в реальной жизни
всё сложнее, но самое главное, надо в этом верить, а сейчас
условия рынка просто удивительно хорошие.
Мне кажется, во всей истории России условия для русских
брендов никогда были не такие хорошие, как они сейчас,
по крайней мере, для русского рынка.

Камиль:
То есть сейчас нужно максимально делать бизнес?

Дэвид:
Я так думаю.
Ну в целом, я думаю, что да, в истории России сегодня
самое удивительное условие для русских брендов в русском рынке.

Камиль:
Ну это, на самом деле, очень приятно слышать от человека, который вот внутри,
который всё это видит, и ещё имеет возможность с внешними связями как-то взаимодействовать,
участвовать в таких невероятных выставках. Я бы хотел вам задать последний вопрос,
а даже не вопрос, а такая вот просьба, чтобы вы посоветовали людям, которые нас слушают,
это руководители, управленцы, основатели бизнесов, чтобы вы могли посоветовать какие-то,
может быть, основные правила, как продолжать вести дела
и быть, скажем так, на коне, успешно вести дела?

Дэвид:
Ну, у меня советов очень много, но самый, наверное, важный совет,
которым я всегда следил, это не обращать внимания на мнение внешнего мира.
То есть, если я обращал внимание на мнение внешнего мира,
я бы никогда не начал ракету, и я бы её бросил в тот раз уже.
Очень главное верить в ваш проект, в вашу идею
и придерживаться к этой идее, несмотря на все сложности.
И даже когда люди вам говорят, ну, брось, зачем это нужно,
у тебя это никогда не получится.
То есть надо очень-очень сильно верить.
Если вы не верите в ваш продукт или в ваш проект,
не надо его начинать, потому что любой проект,
он всегда очень сложный, всегда очень много причин,
каждый год, почему надо его закрыть.
И очень много проектов закрывается.
То есть очень мало проектов из нуля,
которые выходят, становятся успешными.
Мне кажется, 90% этого не закрывается.
Но те, которые становятся успешными, это те, где люди реально верили в свой проект, в свой продукт,
и это вам помогает каждое утро вставать, несмотря на все сложности,
не упасть в депрессию, когда всё очень плохо, и добиться до результата.
То есть надо реально верить, а то не стоит начинать.
Вот мой совет. Ну, самый главный такой.

Камиль:
Слушайте, спасибо вам огромное.
Да, Дэвид, это была невероятно интересная беседа.
Лично для меня, я думаю, что нашим слушателям тем более это будет интересно
прикоснуться к истории такого интереснейшего предприятия,
которое имеет исторические корни и до сих пор работает успешно,
не успевает, так сказать, производить, быстрее продает, чем успевает производить.
Я считаю, что это невероятно успешный концерн,
и лично для себя открыл сейчас Big Zero марку,
надо будет обязательно такую приобрести,
попробовать, потому что неоднократно видел.
Спасибо вам огромное, что вы пришли,
Спасибо, что вы так развернуто ответили на все наши вопросы.
Было невероятно интересно с вами беседовать.

Дэвид:
Спасибо вам.

Камиль:
До свидания. Спасибо.